Так холодно... Джессика Митчел посильнее закуталась в свой осенний плащ, закрывая за собой дверь конторы. Она как всегда уходила последней, задержавшись над бумагами. Ее коллеги уже рядом с семьей, перед телевизором они сидят в своих теплых квартирах и пьют горячий чай, ей же нужно поторопиться, чтобы успеть на автобус, который увезет ее в Квинс.
- До чего же холодно, - ни к кому конкретно не обращаясь, прошептала Джесс, выпуская изо рта клубы пара, который оседал на ее ресницах тяжелыми льдинками. Очки сползли на нос, но было слишком морозно, чтобы вытащить руки из карманов и поправить их. Ветер, казалось, наоборот упивался погодой, метя по тротуарам легкую снежную взвесь прямо навстречу Джессике, острые снежинки врезались в нежную кожу лица, приходилось щуриться, отплевываться от ветра, от капелек, оседающих на лице и сразу застывающих.
Зябко сжавшись, младший клерк фирмы "Lourens and Sons", увереннее застучала каблучками по асфальту. Снега не было, только застуженная черная полоса вдоль офисных зданий, залитая бесчувственным желтым светом фонарей. Остановка была за углом и идти оставалось совсем немного.
Улица была пуста, похоже она опоздала и придется ждать следующего автобуса, который придет только через час. Джесси едва не расплакалась, как стало ей обидно, пританцовывая на месте, она стремилась разогнать кровь по жилам, чтобы не окоченеть.
- Так холодно... - снова слетели слова с ее губ и осели на ресницах, тряхнув челкой она начала вытанцовывать на месте, перестукивания невысокими каблучками. Фонарь над головой начал искрить, немного зловеще, прям как в фильмах ужасов, которые она так любила.
"Проклятый автобус, - зло размышляла она, устремив свой взор вдаль сквозь толстые линзы очков, - теперь я не успею к вечернему шоу и Пушистик наверняка проголодался, - казалось мысли о любимом коте немного согрели ее, - И плевать на этих идиотов. Да-а-а, малышка Джесси глупая и толстая очкастая заучка, сделай за нас нашу работу, малышка Джесси, ведь тебя все равно никто не ждет. Только они же не знаю о мистере Пушистике," - девушка обиженно надулась, передразнивая в уме своих коллег, которые относились к серой мышке с насмешкой и немного высокомерно, - Где же этот чертов автобус?!
Она вновь начала пританцовывать, сжав руки в кулачки в карманах. Сквозь стук ее каблучков и трещание фонаря, который, казалось, проживал свои последние минуты, готовый в любой момент перегореть, она не услышала шагов.
Их было сложно уловить, шаги в темном переулке сразу за ее спиной, мужчина в куртке и белых спортивных кроссовках. Он почти не двигался, едва переступая с места на место, будто в нерешительности. Только сопел, тяжело, как собака, пар валил густым потоком.
По спине Джесс пробежал холодок, она вновь скинула движением головы челку сглаз, почувствовав на мгновение себя неуютно, но вновь стала причитать, по-старушечьи брюзжа и отгоняя странные мысли и... ощущение. Жуткое ощущение, будто ледяной таракан ползет по ее шее.
Фигура в переулке шевельнулась решительно, сопение переросло в тихий утробный рык, мужчина в ветровке и кроссовках сделал шаг вперед.
И в последний раз ярко вспыхнув фонарь погас...
***
"Самая холодная зима в Нью-Йорке за последние 60 лет, температура никогда не опускалась так низко... Город буквально встал, вмерз в лед: занятия в школах отменены, власти призывают людей оставаться дома, чтобы не получить травм... Снега почти нет, потому не время для зимних забав, Нью-Йорк поистине превратился в ледяное царство королевы из сказки, только камень и лед..."
***
"Город потрясли ужасные события... Маньяк разгуливает по замерзшему городу... Первый труп обнаружили в сочельник, кто это? Санта-Клаус убийца?... Неуловимый маньяк все еще орудует на свободе, власти настоятельно просят людей не задерживаться нигде допоздна и не возвращаться домой ночью... Третью жертву нашли с оторванной головой, что за чудовище скрывается в зимней ночи?"
***
"Маньяк все еще на свободе..."
Она чувствовала этот холод, он пробирался подкорку, заставлял содрогаться всем телом от кашля, когда его ледяные пальцы стискивали легкие. Она плакала, плакала и чувствовала, как слезы застывают на ее ресницах. Звала на помощь, до хрипоты и боли в горле вопила и кричала. Но никто ее не слышал, только она слышала: "топ-топ-топ", не смотря на зиму люди ходят где-то наверху, их много, они спешат. Никому нет до нее дела. Потому она перестала плакать, от этого лишь холоднее.
Где-то воет ветер, протяжно и грустно, будто какая-то женщина плачет над ее судьбой, сочувствуя. Она нашла недавно здесь очки в роговой оправе с толстыми стеклами. Они треснули, на оправе застыла кровь. Она прижала их к себе, холодными руками ледяные очки к худой груди, единственная одежда здесь, в этом царстве холода из четырех стен и мигающей лампочкой под потолком. Очки стали якорем с ней и реальностью, она боится потерять ее, боится потереять реальность... жизнь. Желчь подступает к ее горлу и она едва сдерживает всхлип.
Тяжелые шаги. Он идет, она бросилась в угол, едва волоча почерневшие ноги, в которых не чувствуется силы... не чувствуется жизни. Только покалывание в стопах, скоро она и их потеряет.
- Нет, - запищала она, прижимая к груди очки, - Не надо.
Он не послушал, он просто подошел и взял за волосы, рванув так, что она почувствовала боль, резкую. Мертвые не чувствуют боли, значит жива.
Тяжелое дыхание, резкий смрад ударил в ноздри. Отчетливый запах тухлятины в чистом морозном воздухе. Он смотрит на нее и сопит, он часто так делал, и она боялась его, едва шевелясь и дрожа от страха и холода. Порой он уходил, но не всегда, не в этот раз.
Его палец скользнул к глазнице и надавил на яблоко. Она забилась, но не кричала, слишком больно было, чтобы закричать.
Кровавые слезы, она проливала их, когда мучитель ушел. Плакала кровь и прижимала к себе чьи-то очки, интересно, она испытала то же...
Нет. Не интересно, лучше не знать. Ветер снова завыл, она отозвалась ему всхлипами. Красная кровь капала на пол, оставляя алые точки. Теплая кровь, удивительно, как такое возможно в этой ледяной пещере.
Лампочка стала чаще гаснуть. В этим мгновения она могла поспать. Просыпалась, когда слышала шаги, или лампочка вспыхивала, безучастно, не давая забыться, метя резким светом в глаза... глаз. Теперь у нее один глаз. Она снова заплакала, без крови.
Сколько прошло времени? Это не важно тут. Как ты не понимаешь этого? Ты - девушка, носившая разбитые очки в роговой оправе, которая так часто завывает ветром где-то вдалеке. Тут есть только шум города где-то сверху и шаги, сулящие беду. Теперь мучитель не приходил просто так, он пытал ее... Придет и сегодня. И она не выдержит. Нет, она не хочет терпеть. За что ей это все?! За что?! Почему ты не отвечаешь, девушка, что носила эти проклятые очки?!
Звон разбитого стекла...
Он раздирал ее, рвал кожу на животе и груди, резал неумело, разделывая как тушу. Она просто лежала и смотрела в стену. Не было уже боли, она поняла, что умирает. Надо же... жизнь не полетела перед глазами, она не вспомнила никого, ни маму, ни папу, ни любимого Патрика, ни маленькую Лили. Только стена, только неумелые рывки мучителя, подрагивание собственного тела и всполохи света, мигающего, зажигающегося то ярче, то слабее, то угасая совсем.
Свет мигнул. Над ней склонилась женщина, холодная женщина, как все здесь.
- Ты пришла за мной? - потрескавшимися губами спросила она.
Легкий кивок. Спокойный взгляд бесконечно глубоких зеленых глаз. Она не видела в них сочувствия, жалости. Пустота.
- Забери меня, я не хочу... - силы покидают ее, резкая боль пронзила тело. Она скосила глаза и увидела что-то красное в его руках, - Не хочу... тут...
Она бы потянулась к ней, но руки не слушались. Женщина же смотрела, возвышаясь над ней.
- Тише, - запел ветер, - Все хорошо, теперь все будет хорошо.
Лампочка вновь мигнула... Всполох света, как ее жизнь. Раз, и ее не стало.